Застигнутый врасплох. Гончие Кайзера

Крейсера 2-го ранга, строившиеся в России для Балтийского флота по купленным у верфи «Шихау» техническим чертежам «Новика» (постройку курировал корабельный инженер Малкович-Сухоцкий). Последние бронепалубные крейсера русского флота.

Архитектурой практически не отличались от прототипа. но вооружение было несколько усилено, ЭУ изменена, скорость значительно упала. Расход угля составлял 25 тонн в час. В отличие от предшественника, имевшего только грот-мачту с марсом, новые крейсера получили три мачты.

Главный калибр располагался так же, как и на «Новике».

Машины сверху прикрывали 76-мм броневые колпаки. Палуба была изготовлена из никелевой брони, боевая рубка - из гораздо более надежной крупповской.

«Изумруд», входивший в состав 2-й Тихоокеанской эскадры, участвовал в Цусимском сражении. В дневном бою повреждений практически не получил, потеряв 4 человека ранеными. В момент сдачи эскадры контр-адмирала Небогатова крейсер развил полный ход и оторвался от противника, направляясь во Владивосток.

Однако в ночь на 17/30.05.1905 в результате навигационной ошибки выскочил на камни в бухте Св. Владимира и на следующее утро был взорван по решению старших офицеров крейсера, ошибочно опасавшихся его захвата японским десантом. Экипаж по суше перешел к железнодорожной станции Океанская, а оттуда прибыл во Владивосток.

Уцелевший в Цусимском бою «Жемчуг» (он был интернирован американцами в Маниле) в 1911 перевооружили: 8-120-мм L/45 (дополнительные орудия установили на верхней палубе у миделя), 4-47-мм орудий, б-7,62-мм пулеметов, 3-450-мм надводных торпедных аппарата.

Численность экипажа составила 334 человека. Рангоут был демонтирован и заменен единственной мачтой, как на «Новике».

С началом мировой войны корабль действовал на Тихом океане против германских рейдеров, в составе Сибирской флотилии. Осенью 1914 «Жемчуг» находился на рейде порта Пенанг (британская Малайя). В ночь на 15/28 октября в базу вошел немецкий крейсер «Emden» (экипаж установил на корабле фальшивую четвертую дымовую трубу, чтобы замаскировать его под английские крейсера). Русский корабль стоял с погашенными котлами, командир с вечера сошел на берег.

В 5.15 «Emden» выпустил торпеду с дистанции 6 кабельтов (1,1 км), а через минуту открыл по нему огонь из всех орудий почти в упор (300 метров). Орудия «Жемчуга» не были заряжены, вахтенная служба была настолько ошеломлена случившимся, что в ответ не последовало ни одного выстрела. Через 10 минут, обогнув крейсер, немцы выпустили вторую торпеду: от взрыва носового погреба крейсер разломился пополам и затонул на глубине 30 метров через 15 минут после начала боя.

Из находившихся на борту 335 членов экипажа погиб 81 человек, 129 были ранены (7 из них вскоре умерли). Командира крейсера, капитана 2 ранга Черкасова, за разгильдяйство разжаловали в матросы и приговорили к 3,5 годам тюремного заключения. Позже англичане подняли крейсер и разобрали.

Тип «Жемчуг»

Постройка и служба

Общие данные

Бронирование

Вооружение

Построенные корабли

История создания

В связи с ростом мощи Японии, правительство Российской империи в 1898 году приняло «Дополнительную программу для нужд Дальнего Востока», согласно которой планировалась постройка нескольких десятков различных кораблей. Среди них должны были быть построены 10 крейсеров второго ранга.

Изначально планировалось, что головные корабли будут построены зарубежными производителями, после чего купленные корабли пройдут сравнительные испытания и будет организовано серийное производство лучшего уже в России.

Жемчуг во время спуска на воду

В результате проведённого конкурса в 1898 году был заключён контракт с фирмой Schichau на строительство крейсера «Новик» . Однако, путём долгих переговоров, в 1901 году товариществу «Невский завод» удалось заключить дополнительный договор на строительство двух кораблей с характеристиками, не уступающими «Новику». При этом предусматривалась система штрафов за недобор скорости и другие ухудшения заявленных характеристик. В целом корабли должны были стать весьма похожими на «Новик».

После заключения контракта кораблям были даны названия «Жемчуг» и «Изумруд» .

Строительство велось в основном собственными силами Невского завода. Несмотря на жёсткие сроки строительства, которые устанавливались договором, крейсера были закончены с большой задержкой - лишь после начала Русско-японской войны .

Описание конструкции

Сравнение фактических значений характеристик кораблей с проектными:

Корпус

Корпус имел 17 поперечных водонепроницаемыми переборок. Все двери в переборках выполнялись водонепроницаемыми и снабжались задрайками с обеих сторон. Сами переборки собирались из стальных листов толщиной 5 - 6 мм.

Обшивка :

• ширстрек и второй сверху пояс - двойная из 12 и 10 мм листов (8 и 7 мм в оконечностях).
• пояс обшивки против броневой палубы и килевой пояс - двойная из 12 и 11 мм листов в пределах котельных и машинных отделений (9 и 8 мм в оконечностях).
• два пояса под ватерлинией - 10 мм (7 мм в оконечностях).
• остальные ряды, находившиеся под водой - 11 мм (8 мм в оконечностях)
• обшивка полубака - 8 мм и 7 мм.
• палубы - 8 мм (6 мм в оконечностях)

Стыки листов горизонтального киля и ширстрека соединялись трехрядным заклепочным швом, остальные - двухрядным.

Продольный разрез корабля

1 - кормовой торпедный аппарат; 2 - кормовой шпиль; 3 - вьюшка лага; 4 - торпеда; 5 - коридор офицерских кают; 6 - фальшборт, ограждающий кормовое орудие; 7 - кормовое 120-мм орудие; 8 - подкрепление под орудие; 9 - кают-компания; 10 - каюта старшего офицера; 11 - прожектор; 12 - кормовой элеватор подачи снарядов из погребов; 13 - салон командира; 14 - бизань-мачта; 15 - 6-весельный вельбот; 16 - главный кормовой компас с площадкой; 17 - вдувной вентилятор в котельное отделение; 18 - 47-мм орудие на крыше кормовой рубки; 19 - грот-мачта с площадкой для прожектора и боевым марсом, на котором устанавливались пулеметы; 20 - паровой катер; 21 - стрела для спуска 16-весельного барказа; 22 - бортовое 120-мм орудие; 23 - 16-весельный барказ; 24 - 12-весельный катер; 25 - напорная цистерна водопровода; 26 - баня; 27 - верхний ходовой мостик; 28 - главный носовой компас; 29 - ходовая рубка; 30 - боевая рубка с дублированными рулевым управлением и компасом; 31 - фок-мачта; 32 - носовой элеватор (показана поднятая беседка со снарядами); 33 - тентовая стойка; 34- носовое 120-мм орудие; 35 - носовой шпиль; 36 -кран-балка для подъема якоря; 37 - умывальники команды; 38 - палуба полубака; 39 - верхняя палуба; 40 - жилая палуба; 41 - таранная переборка; 42 - броневая палуба; 43 - таран; 44 - шкиперские запасы; 45- цепной ящик; 46 - бортовой торпедный аппарат; 47 - погреб 120-мм и 47-мм снарядов; 48 - поперечная угольная яма; 49 - труба для защиты проводов и кабелей; 50 - 47-мм орудие на палубе полубака; 51 - котельное отделение; 52 - отделение бортовых машин; 53 - водоотливной насос; 54 - отделение средней машины; 55 - упорные подшипники; 56 - погреб 47-мм патронов; 57 - лебедка элеватора кормовых погребов боезапаса; 58 - кормовой погреб 120-мм снарядов; 59 - кингстон затопления погреба 120-мм снарядов; 60 - румпельное отделение; 61 - гребной винт бортовой машины; 62 - гребной винт средней машины; 63 - перо руля

Бронирование

• Двухслойная броневая карапасная палуба защищала машины, котлы, патронные погреба, рулевой привод.

• Горизонтальная часть бронепалубы - 30 мм (10-мм подкладки из судостроительной стали и плит 20-мм сверхмягкой никелевой брони).

• Скосы палубы, примыкавших к борту ниже ватерлинии на 1300 мм - 50 мм (подкладка - 15 мм и броня - 35 мм).

• Цилиндров машин имели дополнительную защиту из крупповской нецементированной стали толщиной 55 мм, уложенные на 15-мм подкладку из судостроительной стали.

• Боевая рубка - 30 мм.

Энергетическая установка и ходовые качества

Энергетическая установка состояла из трех независимых вертикальных машин тройного расширения пара и 16 водотруб­ных котлов с рабочим давлением 18 атм. Две машины располагались в носовом машинном отделении и одна в кормовом. Общая проектная мощность машин - 17 000 л.с., каждая работала на свой винт. 16 во­дотрубных котлов системы Ярроу размещались в шести котельных.

Гребные винты были трёхлопастными и имели диамет­р 4000 мм. Лопасти были съем­ные и могли переставляться для измене­ния шага винта.

Запас угля:

• нормальный - 360 тонн;
• полный по вместимости угольных ям - 535 тонн;
• Расход угля - 1,58 кг/час на 1 л.с.

Вспомогательное оборудование

Источниками электроэнергии на корабле были четыре электрогенератора с паровым приводом. От них электричество в основном подавалось на «боевые фонари» (прожекторы), стояночные, навигационные огни и лампы освещения. Электродвигатели также приводили в движение золотник руля, элеваторы погребов, турбины, вентиляторы и лебедки. Мощность электродвигателей колебалась от 1 до 50 кВт.

Рулевой привод располагался под палубой в кормовой части; его основной элемент - паровая двухцилиндровая машина системы компа­унд. Управлять рулем можно было из боевой рубки, а также с носового и кормового мостиков с помощью электропривода и валиковой передачи с карданом Гука, а непосре­ственно из рулевого отделения - через ручной штурвал. На мачте располагалась система сигнализации положения руля в виде конусов красного и зеленого цвета.

Водоотливное насосы в машинных и котельных отсеках обеспечивали откачку воды из своего отсека за час работы. Кроме того, циркуляционные помпы холодильников были приспособлены для откачки воды из своих отделений. Чтобы не делать отверстий в переборках, в каждом отделении трюма имелся отдельный насос системы Вортингтона. Для тушения пожара на палубе имелись два насоса системы Стона.

На кораблях имелась пожарная система, состоящая из трубопроводов и резиновых шлангов по всей длине судна. Имелись кингстоны затопления, служащие для заполнения патронных, мин­ных и винного погребов не более чем за 15 минут.

Экипаж и обитаемость

Николай II на палубе Жемчуга в 1904 году

Экипаж каждого крейсера по штату:

• 10 офицеров (2 штаб-офицера и 8 обер-офицеров);
• 3 инженера-механика;
• 1 врач;
• 2 содержателя казенного имущества;
• 3 кондуктора;
• 51 унтер-офицер;
• 273 рядовых матросов - всего 343 человека.

Вооружение

Главный калибр

Орудие с «Изумруда», установленное в музее Тихоокеанского флота

Главным калибром служили восемь 120-мм/45 пушек Канэ на центральных станках.

Характеристики:

• Углы верти­кального наведения - от −7° до +20°;
• Максимальная дальность - 9516 м (при начальной скорости снаряда 823 м/с);
• Скорострельность - 10 выстр./мин;
• Масса всей установки орудия - 7,5 тонн.

Боекомплект каждого орудия:

• фугасные - 50 шт.;
• броне­бойные - 110 шт.;
• сегментные - 40 шт.

Снаряды хранились в двух погребах под броневой палубой в носу и в корме в беседках по 6 шт., подавались с помощью элеватора с электрическим и ручным приводом.

Вспомогательная

В качество противоминного калибра было установлено шесть 47-мм орудий Гочкиса на станках Меллера.

Для вооружения паровых катеров имелось две 37-мм пушки Гочкиса , которые при необходимости могли устанавливаться на судовые станки на коечных сетках.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Постройка и испытания

К концу дня «Жемчуг» окончательно присоединился к отряду крейсеров контр-адмирала О. А. Энквиста , заняв место на левом траверзе «Авроры» . Ночью отряд пытался изменить курс, но неизменно наталкивался на японские миноносцы. Капитан 2 ранга Левицкий пытался выяснить намерения флагмана, но получил лишь приказ следовать с отрядом в Манилу для ремонта. 21 мая русские крейсера бросили якорь в Маниле, а 25 мая по распоряжению из Петербурга интернировались до окончания военных действий.

После заключения мира с Японией на «Жемчуге» начали готовиться к переходу в Россию. Согласно высочайше утверждённому распределению интернированных кораблей, ему предстояло перейти во Владивосток и войти в состав Сибирской флотилии . 14 октября в 12.20 «Жемчуг» покинул Манилу и направился к месту назначения.

В составе Сибирской флотилии

В ходе восстания во Владивостоке 10 января 1906 года команда крейсера присоединилась к мятежному гарнизону и приняла участие в уличных боях. После подавления волнений команда крейсера была разоружена и списана на берег, причём 402 моряка - с отданием под суд.

Несмотря на плохое техническое состояние , крейсер ежегодно совершал плавания по бухтам Примо­рья и, чередуясь с канонерской лодкой «Манчжур» , нёс станционерную службу в Шанхае . Кроме того, крейсер совершал кратковременные походы по китайским, корейским и японским портам, использовался в качестве мишени для подготовки подводников. В 1910 году «Жемчуг» был поставлен на капитальный ремонт.

Отремонтированный крейсер кампа­нию 1911 года проводил в практическом плавании как флагманский корабль ко­мандующего флотилией. В мае военный министр с борта «Жемчуга» осматривал залив Петра Великого . В 1912 году корабль был поставлен в вооружённый резерв. Командиром крейсера стал герой русско-японской войны капитан 2-го ранга Иванов 13-й . Следующий год крейсер выполнял обязанности стационера в Шанхае и Ханькоу . 1914 год встретил там же, охраняя рос­сийских подданных и донося об обстанов­ке в Китае, где произошла революция. В середине мая «Жемчуг» вернулся во Владивосток, а через месяц был в очередной раз сменён командир, которым стал капитан 2-го ранга барон И. А. Черкасов .

Крейсер в Первой мировой войне

Охрана морских коммуникаций Антанты

В -х годах «Жемчуг» был частично поднят и разобран английскими специалистами.

Память о крейсере

Первый памятник крейсеру «Жемчуг» установили в 1915 году моряки вспомогательного крейсера «Орёл» . В феврале 1938 года казаки-эмигранты, оказавшиеся на гастролях на Пенанге, привели могилу в порядок, поправили крест и установили памятную табличку с девятью фамилиями, которые им удалось узнать из кладбищенских архивов ). В феврале 1976 года на могиле появил­ся новый памятник в виде ка­менного куба с надписью «Русским военным морякам крейсера „Жемчуг“ - благодар­ная Родина», созданный уже по ини­циативе СССР . В -х годах была добавлена плита с фамилиями офицеров крейсера.

Напишите отзыв о статье "Жемчуг (бронепалубный крейсер)"

Примечания

Литература

• В. В. Хромов. Крейсера типа «Жемчуг» / А. С. Рагузин. - М .: Моделист-конструктор, 2005. - 32 с. - (Морская коллекция № 1 (70) / 2005). - 4000 экз.
• Крейсеры «Жемчуг» и «Изумруд»; Аллилуев, А. А.; Богданов, М. А. - Изд-во: СПб: ЛеКо, 2004 г.; ISBN 5-902236-17-7
• Корбетт Дж. Операции английского флота в первую мировую войну. - Мн.: ООО «Харвест», 2003. - 480 с. (Военно-историческая библиотека). ISBN 985-13-1058-1
• Криницкий Н. Н. Вспомогательный крейсер Сибирской флотилии «Орел» (рус.) // Россия и АТР. - 2005 г.. - № 4. .
• Тарас А. Корабли Российского императорского флота 1892-1917 гг. - Харвест, 2000. - ISBN 9854338886 .
• О памятниках морякам с русского крейсера «Жемчуг» на островах Пинанг и Джереджак (Малайзия) (рус.) // Посольство Российской федерации в Малайзии. - 2006 г..
• Русские крейсеры на защите океанских коммуникаций Антанты А. В. Невский (Журнал Гангут № 34) по материалам РГАВМФ

Ссылки

Отрывок, характеризующий Жемчуг (бронепалубный крейсер)

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d"affaires et que ce n"est que par pure charite, que je m"occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu"on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j"ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J"espere, que vous ne direz plus qu"on s"ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.

Наиболее ярким эпизодом начала Первой мировой войны на море стали рейдерские действия немецкого крейсера «Эмден». За неполные три месяца – с 3 августа до конца октября 1914 года – он успел навести ужас на Антанту в южном полушарии, захватив более двух десятков торговых судов и осуществив налёт на порт Мадраса, где уничтожил британские нефтехранилища. На неуловимого корсара была объявлена охота, участие в которой приняли корабли Англии, Франции, Японии и России. Последнюю представляли крейсера «Аскольд» и «Жемчуг», переданные под командование британского вице-адмирала Томаса Генри Мартина Джеррама. Ровно 101 год назад - 28 октября 1914 года - «Жемчугу» и «Эмдену» было суждено встретиться в порту малазийского Пенанга.

13 октября (30 сентября по старому стилю) «Жемчуг» отправился на поиски «Эмдена» к Никобарским островам, но в тот же день был вынужден вернуться в порт из-за плохого технического состояния котельной установки. Изначально предполагалось остановиться для ремонта в Сингапуре, но англичане ответили отказом, и тогда для стоянки был выбран порт острова Пенанг (ныне является одним из штатов Малайзии). Встав на якорь, крейсер погасил все котлы, кроме одного, для ремонта и технического обслуживания. Одного оставленного в строю котла хватало для обеспечения бытовых нужд команды, но в случае тревоги его было бы недостаточно для обеспечения электроэнергией орудийных элеваторов и помп для откачки воды.

Командир корабля, капитан 2-го ранга И. А. Черкасов, сославшись на недомогание, переселился на берег, так как к нему приехала жена, с которой он хотел провести время. Корабль он оставил практически без внимания, распорядившись только иметь на всякий случай несколько орудий, обращённых к входу в гавань, заряженными. Оставшийся за главного старший офицер, видя, что погода стоит жаркая и солнце палит вовсю, распорядился убрать боекомплект в артиллерийские погреба, опасаясь пожаров. На палубе было оставлено всего по пять снарядов к двум орудиям – баковому и ютовому. Пренебрежение опасностью обернулось трагедией, но в тот момент командование крейсера понадеялось на то, что защиту «Жемчугу» обеспечат три находящихся с ним в гавани французских миноносца, которые поочерёдно несли дежурство у входа в бухту. Кроме того, британская разведка доносила, что «Эмден» находится где-то в Индийском океане, не менее чем в тысяче миль от Пенанга.

Крейсер «Жемчуг» в поздней конфигурации - примерно так же он выглядел в ту трагическую ночь в Пенанге

Немецкая хитрость против русской беспечности

Однако британская разведка ошибалась. Командир «Эмдена», корветтен-капитан Карл фон Мюллер, в тот момент как раз подходил к гавани Пенанга, рассчитывая застать там французские броненосные крейсера «Дуплекс» и «Монкальм» и атаковать их. Крайне дерзкий план, граничащий с авантюрой – в одиночку соваться на два корабля, да ещё и превосходящих по силе. Помощниками немцев должны были стать утренний туман, предрассветные сумерки, сонливость наблюдателей, достаивающих «собачью вахту», и немного маскарада. Последний обеспечивался макетом дымовой трубы, собранным из дерева и брезента. Фальшивую трубу установили позади трёх настоящих, что сделало «Эмден» похожим на британский крейсер «Ярмут», который находился в этом же районе и участвовал в охоте на «Эмден». Согласно некоторым источникам, перед входом в бухту «Эмден» спустил немецкий флаг и вновь поднял его только непосредственно перед открытием огня, но это заявление не подтверждается документально. К тому же, фон Мюллера можно много в чём обвинить, но он был человеком благородным и до подобных откровенных нарушений морского права не опускался.

Немецкая открытка с изображением крейсера «Эмден» и портретом его командира, корветтен-капитана Карла фон Мюллера

«Эмден» вошёл в бухту Пенанга ранним утром 28 октября (по старому стилю - 15-го). Всё прошло в полном согласии с замыслом его командира – корабль охранения (французский миноносец «Муске») не обратил на крейсер внимания, приняв его за своего, и даже просигналил прожектором: «Добро пожаловать».

На «Жемчуге», как и полагается на боевом корабле в военное время, не горели огни. Однако эта мера, которая должна теоретически давать кораблю маскировку, в этом случае, наоборот, выдала его – в гавани «Жемчуг» был единственным тёмным пятном среди сияющих огнями гражданских судов. Из военных кораблей присутствовали ещё два французских миноносца, стоявших у стенки, но они, благодаря небольшим размерам, не бросались в глаза.

Начало боя

«Эмден» приблизился к тёмному пятну, и его сигнальщики разглядели и опознали силуэт «Жемчуга». На русском крейсере не было ни вахтенных, ни сигнальщиков, вообще не было заметно никакого движения. Пользуясь возможностью, немец подошёл ближе и в упор выпустил торпеду, после чего сразу же открыл огонь по носовой части цели – именно там на тогдашних кораблях располагались кубрики экипажа. Расстояние между крейсерами составляло всего один кабельтов (менее двухсот метров), поэтому промахов не было. «Жемчуг» относился к классу бронепалубных крейсеров, рассчитанных на дальний артиллерийский бой, когда снаряды падают сверху, практически отвесно. Забронирована у него была, как понятно из названия, только палуба, борта для экономии веса и упрощения производства брони не имели – а именно в них и попадали снаряды «Эмдена», выпущенные с кинжальной дистанции. Немецкий офицер вспоминал: «Носовая часть крейсера была изрешечена в несколько минут. Языки пламени охватили весь полубак. Сквозь дыры в борту виден был противоположный берег» . Торпеда попала в кормовую часть «Жемчуга», проделав большую пробоину, и крейсер начал тонуть.

Бой в бухте Пенанга, изображённый художником по описаниям очевидцев

Русские открывают ответный огонь

На «Жемчуге» вспыхнула паника, матросы начали выпрыгивать за борт в попытке спастись. Те из них, кого офицеры всё же сумели призвать к порядку, попытались организовать сопротивление, но не смогли – так как были погашены все котлы, кроме одного, элеваторы артиллерийских погребов не работали. Подать снаряды оказалось невозможно, и стрелять смогли лишь два орудия, к которым было оставлено по пять снарядов на палубе. Орудием на баке командовал вахтенный начальник, мичман А. К. Сипайло, из ютового вёл огонь старший артиллерийский офицер лейтенант Ю. Ю. Рыбалтовский. Сипайло, однако, успел произвести только один выстрел – немецкий снаряд уничтожил орудие, убив весь его расчёт. Рыбалтовскому повезло больше – в его направлении снаряды не летели, а сам он сумел дважды попасть в противника.

Карта боя, нарисованная корреспондентом «Нью-Йорк Таймс», лично наблюдавшим происходящее

«Жемчуг» идёт ко дну

Немцы испугались ответного огня – «Эмден» тоже был бронепалубным крейсером, так что даже одно русское орудие, стреляя с близкой дистанции, могло причинить ему много вреда, тем более что на «Жемчуге» пушки были заметно мощнее (120-мм против 105-мм на «Эмдене»). Фон Мюллер приказал выпустить вторую торпеду. «Эмден» развернулся и произвёл пуск с дистанции в два кабельтовых. Эта торпеда попала «Жемчугу» в район переднего мостика и вызвала детонацию носового артпогреба. Очевидец с «Эмдена» описывает произошедшее так:

«Гигантский столб серого дыма, пара и водяных брызг поднялся на высоту около 150 м. Части судового корпуса были оторваны взрывом и летели по воздуху. Видно было, что крейсер разломился пополам. Носовая часть отделилась. Затем дымом закрыло весь корабль, и когда он рассеялся, крейсера уже не было видно, из воды торчали лишь обломки его мачты. На воде среди обломков кишели люди».

Не затруднив себя спасением гибнущих, «Эмден» направился к выходу из бухты. Командир миноносца «Муске», уже осознавший к тому моменту допущенную им трагическую ошибку, отправил свой корабль наперерез покидающему гавань немецкому крейсеру в отчаянной попытке хоть немного исправить содеянное. Увы, стрелять торпедами было невозможно – слишком велик был риск промахнуться и попасть в суда, стоящие в гавани – а в артиллерийской дуэли силы были слишком неравны. «Муске» успел произвести лишь несколько выстрелов, не причинивших немецкому крейсеру сколько-нибудь существенного вреда. «Эмден» ответил мощным залпом, и миноносец буквально сдуло с поверхности воды – как вспоминал один из выживших русских офицеров: «На месте «Муске» поднялся столб чёрного дыма, и всё было кончено» . На спасение французских моряков немцы время нашли – из семидесяти шести членов экипажа «Муске» тридцать шесть были подняты на борт «Эмдена» (трое из них скончались позже от ран, остальных немцы позже передали на борт нейтрального парохода). Вслед за немцем в погоню бросился спешно приведённый в боевую готовность миноносец «Пистоле», но у «Эмдена» была большая фора, к тому же через несколько часов на миноносце начал греться подшипник одного из гребных валов, он вынужден был снизить скорость и потерял преследуемого из вида.

Торчащие из воды верхушки мачт - всё, что осталось от «Жемчуга» спустя всего несколько минут

«Эмдену» удалось благополучно уйти, но «Жемчуг» и «Муске» стали последними жертвами корсара – менее чем через две недели, 9 ноября (27 октября по старому стилю), он был перехвачен и уничтожен австралийским крейсером «Сидней» неподалёку от Кокосовых островов.

Итоги трагедии

На «Жемчуге» из 344 членов экипажа погиб один офицер (мичман Сипайло) и 80 (по другим данным – 85) нижних чинов. 9 офицеров и 113 нижних чинов оказались ранены, семеро из последних позже скончались.

По итогам инцидента российским командованием было проведено расследование. Виновными в произошедшем были признаны командир корабля, капитан 2-го ранга Иван Черкасов, оставивший корабль в потенциально опасной ситуации, и старший офицер, старший лейтенант Николай Кулибин, выполнявший обязанности командира в его отсутствие и не обеспечивший безопасности корабля. Оба обвиняемых были лишены дворянского звания и всех наград. Первоначальный приговор предполагал их исключение из рядов флота и тюремное заключение, но в итоге оба были разжалованы в матросы и отправлены воевать.

Иван Черкасов попал в Урмийско-Ванскую озёрную флотилию на Кавказе. Сражался храбро, был награждён солдатским Георгиевским крестом. В апреле 1917 года был восстановлен в звании капитана 2-го ранга. После Октябрьской революции эмигрировал, умер в Париже в 1942 году. Николай Кулибин воевал на Северо-Западном фронте в составе особой морской бригады. Командовал пулемётным расчётом, заслужил два солдатских Георгиевских креста. В сентябре 1916-го восстановлен в звании старшего лейтенанта, затем повышен до капитана 2-го ранга. Командовал миноносцем «Подвижный», в феврале 1917 года был тяжело ранен на боевом посту - от этой раны он и скончался в госпитале полтора года спустя.

Через несколько месяцев после боя, в январе 1915 года, в гавань Пенанга прибыл крейсер «Орёл» с заданием провести водолазные работы на месте гибели «Жемчуга». Увы, из-за плохой погоды в первые дни со дна бухты удалось поднять только одно орудие, один пулемёт и несколько оптических прицелов, а потом «Орёл» был вынужден спешно отбыть в Сингапур в связи с изменениями стратегической обстановки. «Жемчуг» пробыл под водой ещё полдюжины лет, после чего в двадцатые его подняли англичане и пустили на металлолом – какую-либо иную практическую ценность разломанный на части и давно к тому моменту устаревший крейсер не представлял.

Бухта Пенанга сегодня

Память

На месте захоронения погибших моряков «Жемчуга» в Джорджтауне, столице штата Пенанг, экипажем крейсера «Орёл» в 1915 году был установлен памятник. В 1938-м стараниями русских эмигрантов его оснастили табличкой с именами девятерых погибших, которые им удалось узнать по итогам архивного поиска. В 1976 году по инициативе советского правительства памятник был обновлён, а позже, в 90-е годы, при содействии уже российских официальных лиц, дополнен фамилиями всех погибших. В 2014 году у могилы была проведена общественно-мемориальная акция в память столетнего юбилея трагедии. Мероприятие проходило под руководством Посольства России в Малайзии, аппарата Военного атташе и Российского культурного центра. В нём приняли участие послы ряда стран, местные общественные деятели и представители СМИ.

Памятник погибшим морякам с «Жемчуга»

Гибель «Жемчуга»

С началом Первой мировой войны рус­ские крейсера были присоединены к флоту союзников и с высочайшего соизволения поступили под команду английского адми­рала. 21 августа 1914 года «Жемчуг» полу­чил персональную задачу на осмотр морс­кого пространства на юг от острова Формо­за. С самого начала плавания барон Чер­касов установил для команды «курортный» режим службы. При появлении на горизон­те судов не игралась боевая тревога. От­сутствовало расписание отдыха команды, прислуга ночью не находилась у орудий. Минные аппараты не были заряжены. При стоянке в порту игрался отбой и включались якорные огни, сигнальная вахта не усили­валась. Посторонние лица имели возмож­ность посещать крейсер, при этом они спускались в любые помещения. В сентяб­ре «Жемчуг» конвоировал транспорты со­юзников, при этом командир корабля допус­кал вольности и при пользовании радиосвя­зью: находясь у Филиппинских островов, он отослал на «Аскольд» нешифрованную те­леграмму с указанием своего места.

В начале октября «Жемчуг» был на­правлен в район Никобарских и Андаман­ских островов для их осмотра. Союзные крейсера охотились за немецким рейде­ром - крейсером «Эмден», который на­чал свою боевую деятельность с захва­та российского парохода «Рязань» и фак­тически парализовал торговое судоход­ство в Индийском океане. Союзное ко­мандование предполагало наличие бере­говой базы на островах. Выполнив зада­ние, «Жемчуг» сделал остановку в неза­щищенному порту Блер для погрузки угля, при этом было включено полное ос­вещение и отсутствовала прислуга у ору­дий. Сам же Черкасов, прихватив с со­бой пять офицеров, съехал на берег и пробыл там весь вечер, хотя его инфор­мировали, что «Эмден» трижды появлял­ся в районе этого порта.

Пренебрежение к соблюдению элемен­тарных мер безопасности рано или поздно должно было привести к трагическим по­следствиям. Так и случилось. Пополнив в Рангуне запасы, «Жемчуг» прибыл в Пенанг, расположенный на острове Прин­ца Уэльского у западного побережья Малаккского полуострова. Став на якорь, ба­рон Черкасов запросил разрешение анг­лийского вице-адмирала Т.Джеррама, которому он был подчинен, на переборку машин и щелочение котлов после дли­тельного плавания. В тот же день на крей­сере разобрали 13 котлов, из оставшихся в рабочем состоянии под парами находил­ся только один, что не обеспечивало од­новременную работу систем освещения, подачи снарядов, пожарной и откачки воды. Несмотря на предупреждение о воз­можной опасности, Черкасов не усилил наблюдение, приказал включить якорные огни, при этом команда отдыхала на вер­хней палубе без соблюдения боевого рас­писания. 14 ноября в 18.00 командир съе­хал на берег, в гостиницу «Истерн энд Ориентел», оставив за себя старшего офицера крейсера старшего лейтенанта Кулибина.

Командир крейсера «Эмден» фрегаттен-капитан Карл фон Мюллер, расправив­шись с торговым судоходством, решил при­няться за боевые суда союзников. По ра­диоперехватам немцы знали примерное расположение их кораблей. Проведя рас­четы, фон Мюллер пришел к выводу, что союзные крейсера имеют в районе Бен­гальского залива промежуточную базу. Из газетных сообщений также было известно о частом заходе французских крейсеров в порт Пенанг, куда фон Мюллер решил на­нести ночной визит, собираясь произвес­ти неожиданную атаку. Ночью 15 октября 1914 года крейсер подошел к Пенангу в расчете войти на рассвете в гавань, когда можно будет ориентироваться в узком про­ливе и, кроме того, под утро, как известно, бывает самый крепкий сон. На «Эмдене» поставили четвертую фальшивую трубу, сделавшую похожим его на английский крейсер. Избежав столкновения с рыболов­ными судами и не ответив на запрос с до­зорного миноносца, немцы вошли в гавань, где стояло много судов с освещенными ил­люминаторами. Обратили внимание на один темный силуэт без огней, направи­лись к нему, предположив, что это истре­бители, пришвартованные бортами друг к другу. Судно стояло по течению кормой к выходу. Выйдя на траверз корабля, опре­делили по одной мачте между труб (две деревянные мачты были сняты с «Жемчу­га» во время одного из последних ремон­тов), что это русский крейсер «Жемчуг». На палубе не было ни вахтенных, ни сигналь­щиков. С одного кабельтова «Эмден» выпустил торпеду из правого аппарата и одновременно открыл огонь по носовой ча­сти крейсера, полагая, что там находится команда. Здесь Мюллер допустил ошибку, спасшую жизнь части команды, которая по случаю жаркой погоды в действительнос­ти отдыхала на верхней палубе. Торпеда попала в корму крейсера с левого борта, и «Жемчуг» сразу же начал погружаться.

Когда артиллерийский офицер лейте­нант Селезнев выскочил на палубу, то в трех кабельтовых он увидел четырехтрубный крейсер, с борта которого следова­ли залпы, по прожекторам на мачтах он опознал «Эмден». У ютового орудия в ка­честве наводчика стоял лейтенант Рыбалтовский в одном кителе. Когда Селез­нев добежал до своего плутонга, он уви­дел орудие с открытым затвором, пустой кранец первых выстрелов и мертвую при­слугу. У орудия справа комендоры были живы, но снарядов у них не было даже в кранцах, а организовать подачу патронов из погребов еще не удалось.

По «Эмдену» стреляли с трех сторон, в том числе и «Жемчуг», но повреждений немецкий крейсер не получил. Пройдя мимо «Жемчуга», он развернулся на месте маши­нами и, выйдя на траверз, выпустил мину из левого аппарата, которая, попав под мо­стик русского корабля, вызвала детонацию погреба. Вверх взлетел столб дыма и пара на высоту около 150 м, корпус разломился и носом ушел вводу, через 15 с на поверх­ности осталась только верхушка мачты с рейком, как крест над могилой.

«Эмден», огибая место гибели «Жем­чуга» и плававших на поверхности моря­ков, направился к французской канонер­ской лодке, но в это время поступил док­лад, что к гавани приближается корабль. Немцы повернули и, потопив по пути до­зорный французский миноносец «Мускэ», вышли в море.

Первыми начали поднимать моряков из воды рыбаки, затем с берега подошли ка­тера и лодки местных жителей. Нужно было спешить, сильное течение сносило людей в пролив, и, кроме того, здесь водились аку­лы. Прибежавший на берег командир, по словам одних свидетелей, метался по при­стани и пытался сорвать с себя погоны, а другие утверждали, что он энергично и тол­ково организовал спасение команды крей­сера. Все врачи Пенанга оказывали помощь пострадавшим морякам в местном госпи­тале. После подсчета оказалось, что погиб­ли мичман Сипайло и 80 нижних чинов, по­зднее 7 человек умерли от ран, 9 офице­ров и 113 нижних чинов получили ранения различной степени тяжести.

Извлеченные из моря тела погибших и умерших от ран были захоронены на ста­ром католическом кладбище «Вестерн роуд». По воспоминаниям старых мона­хинь, в могилу было опущено 24 тела, еще двух человек похоронили в одной из дере­вень, куда море прибило их трупы. Остальные погибшие ушли на дно с кораблем либо были вынесены в море.

Выжившие моряки вернулись во Влади­восток на борту вспомогательного крейсера «Орел» 3 декабря. А 27-го числа «Орел», приняв 152-мм снаряды и другие припасы для крейсера «Аскольд», вышел в Сингапур. На борту находились и прикомандирован­ные офицеры с крейсера «Жемчуге - лей­тенант Рыбалтовский и мичман Осипов. Пос­ле передачи грузов для «Аскольда» вспомо­гательный крейсер направился в Пенанг. По прибытии в порт установили на кладбище чугунный крест и приступили к работам на затонувшем корабле. К 23 января удалось поднять одно 120-мм орудие, которое сто­яло на юте, пулемет, шесть оптических труб с прицелов, кормовой прожектор. Работам сильно мешали течение, большое количе­ство ила, загроможденность палубы облом­ками конструкций, большой крен корпуса на правый борт. В начале февраля работы по указанию российского консула были сверну­ты и «Орел», забрав из местного госпиталя 14 остававшихся там раненых из команды «Жемчуга», убыл в Сингапур, где принял участие в подавлении восстания полка си­паев. Во Владивосток вернулись только в конце марта 1915 года. Снятое 120-мм ору­дие после очистки канала ствола признали утратившим свою ценность из-за обнаружен­ных внутри раковин. Оно ушло под воду не­смазанное и с пороховым нагаром после стрельбы, что привело к его быстрой корро­зии в морской воде. Это, возможно, и послу­жило главной причиной прекращения подъемных работ на «Жемчуге».

11 сентября 1915 года военно-морской суд в закрытом заседании огласил приго­вор по делу о гибели крейсера. К ответ­ственности были привлечены капитан 2 ранга Черкасов и старший офицер стар­ший лейтенант Кулибин. Командиру вме­нялось в вину халатное отношение к служ­бе; кроме того, он допустил, что его сопро­вождала жена, передвигаясь на частных пароходах из порта в порт, где останавли­вался крейсер, причем он сообщал ей в письмах и телеграммах места остановок. Старший лейтенант Кулибин, оставшись за командира, не принял надлежащих мер. Суд приговорил обоих, с учетом беспороч­ной службы и наград за Русско-японскую войну, лишить чинов, орденов, других зна­ков отличия, исключить из военно-морской службы, лишить дворянства, всех прав и преимуществ и отдать в исправительно-арестантское отделение гражданского ве­домства (Черкасова на 3,5 года, Кулибина на 1,5 года) или при отсутствии мест - в тюрьму гражданского ведомства на самые тяжелые работы. При конфирмации при­говора император наложил резолюцию: разжаловать в матросы и отправить на фронт. Черкасов попал на Кавказский фронт, а Кулибин в морскую бригаду под Ригу, со временем оба отличились, полу­чили Георгиевские кресты и были восста­новлены в званиях. Барон Черкасов умер во Франции в 1942 году, а Кулибина тяже­ло ранило во время Февральской револю­ции и он вскоре умер.

Надо сказать, что в истории с гибелью «Жемчуга» и союзное командование по­казало себя не с лучшей стороны. Охра­на бухты Пенанг была организована пло­хо. Миноносец, находившийся в дозоре, не получив ответ на свой запрос, видимо, не доложил в штаб о проходе неизвест­ного корабля. На входе в порт не было никаких заграждений, что и способство­вало дерзкому нападению «Эмдена» на корабли, стоявшие в гавани.